Squalo/Belphegor

[mello-july]

Автор:  Abandoned soul
Бета: Ворд-моя бета. А еще-знания по русскому языку,накопленные за 11 лет убитой в школе жизни
Фэндом: Katekyo Hitman Reborn
Персонажи: Squalo/Belphegor
Рейтинг: NC-17
Жанры: Ангст, Даркфик, Драма, POV, Психология, Слэш (яой)
Предупреждения: Нецензурная лексика, BDSM, Ченслэш, OOC
Размер: Мини
Статус: закончен
Описание:Принц сравнительно недолго пребывает в Варии,ему пока лишь 16 лет.Он не думает ни о чем и,тем более,ни о ком,но,побыв совсем немного в этой организации,Бельфегор все чаще и чаще ловит себя на мысли, что его крайне занимает одна личность...Одним словом-читайте сами)
Публикация на других ресурсах:
Только с разрешения автора. Есть.
Примечания автора:Да,Бел банален до сумасшествия.Да,Бел не влюбился бы в Скуало,ну или наоборот.Еще раз да,у автора извращенная фантазия,не надо мне указывать на это в комментариях.Фик был написан под влиянием сильных перемен в жизни,поэтому такой сопливенький получился.Моя первая публикация,но о снисхождении не прошу.Прошу лишь критику по делу,тапки-сапоги-туфли-все словлю,лишь бы не без причины.


То, о чем я сейчас думаю, наверное, необычно. Полагаю, многие считают, что мне никогда не было дела до Варии, как до особой «семьи», членом которой я являлся с некоторых пор. Меня не заботила организация, как, впрочем, и все те, кто в ней находились. Я ведь Принц, разве меня должны волновать люди неблагородного происхождения? Мое сотрудничество с ними-вынужденная мера, пусть думают, что я разделяю их цели. Мне они, по крайней мере пока, не мешают, хотя я и люблю работать в одиночку. Не стану отрицать, меня в какой-то степени раздражает то, что мной, представителем голубых кровей, может кто-то помыкать, ведь я всего лишь офицер по званию. И если раньше я еле подавлял в себе жажду крови, желая к чертям размазать по стенке всех тех, кто смеет мне указывать, то сейчас я, как ни странно, отношусь к этому более терпимо, хотя прошло не так много времени с момента моего поступления в Варию. Более того, все чаще ловлю себя на мысли, что я хочу «получать внимание» от некоторых своих «товарищей», если их можно таковыми назвать. Самое страшное-мне стыдно самому себе признаваться, что в моих мыслях поселился человек, который, в какой-то степени, в прочем, как и я сам, неуравновешен и может даже пригрозить, а в иной раз и врезать за излишнюю язвительность с моей стороны. Человек, имеющий власть…именно надо мной. Сам не понимаю, как такое могло произойти. Неужели не все в этой жизни я могу просчитать и рассчитать? Или, может, я не такой гений и теряю хватку? Меня это взволновало бы пару месяцев назад, но не сейчас. Ты нужен мне, как и безумие, которым я был одержим с момента убийства брата. Ты нужен мне, как нужен был и он…Я его ненавидел по разным причинам. Не только потому, что он был старшим, в каких-то моментах лучше меня. Я ненавидел его потому, что мы, не смотря ни на что, были отражениями друг друга…Возможно, именно в такой мере я измеряю свою любовь к нему. Лютая ненависть в моем понятии-одно из проявлений страстной любви. Смерть-высшая форма этой самой «любви», которой только я мог удостоить своего старшего брата. Мне казалось, что более никто, кроме него, не вызовет во мне этих эмоций, но…даже гении могут ошибаться, хотя это и непростительно. А ведь все начиналось, в какой-то степени, забавно. Язвительность с моей стороны-истошные, оглушающие вопли и крики с твоей, попытка воспротивиться приказу или колкий комментарий с долей пренебрежения-подзатыльник в лучшем случае обеспечен. И так день изо дня. Это должно бы унижать мое достоинство, но в один из очередных дней, которые я проводил наедине со своими мыслями, я осознал, что нуждаюсь в тебе, Скуало…Безумие ли это? Не исключено, но ведь оно смешано с моей кровью и течет по жилам, заставляя сердце биться, а мозг-думать. А правильно ли то, что я, всего лишь 16-ти летний подросток, представитель королевского рода, помешан на 22-ух летнем боевом капитане Варии? Вообще тот факт, что я увлечен мужчиной…Хотя, разве меня когда-нибудь волновало то, подчиняются ли мои действия общему порядку или могут иметь логическое объяснение? Я-принц, и мне в этой жизни дозволено все…фактически. Признаюсь, я ставлю под сомнение тот факт, можешь ли ты принадлежать мне…Хотя, ты-тот, кому я сам бы желал принадлежать. В прочем, я ведь пока не прилагал особых усилий, кроме как, порой, выводил тебя из состояния равновесия, что сделать не так уж и сложно. Стоит лишь направить свои мысли в нужное русло и, думаю, я достигну желаемого результата.
Выработка плана по осуществлению задуманного занимает пару дней. Слишком долго для меня, но ты-особый случай, и хотя бы по этой причине можно позволить себе такую роскошь. Я, думаю, все предусмотрел. План проработан слишком хорошо, до мелочей, поэтому процент его срыва максимально приближен к нулю. Но все же не стоит забывать о том, что ты не предсказуем, и связано это не только с твоей излишней эмоциональностью и импульсивностью. В прочем, это лишь распаляет мой интерес еще сильнее, хотя провал может быть фатален. Сегодняшний день просто создан для претворения задуманного в жизнь. Хотя уточню, что для такого лучше будет поздний вечер или даже ночь, чего я с нетерпением жду.


Усталость после очередных заданий играет мне на руку, так как все члены Варии, как и планировалось, отходят ко сну чуть ли не сразу после возвращения. Я и сам, если быть честным, немного устал, но мне предстоит то, чего я все это время ждал. Возможно, именно мысль об этом заставляет меня не валиться с ног от утомления. К тому же, видя тебя перед глазами, отмечая лишний раз твою энергичность, к которым относятся не только шумливость и столь яркая жестикуляция, но и вообще твоя манера поведения, я чувствую в какой-то степени прилив энергии, ведь что-то не позволяет мне показывать перед тобой, именно перед тобой, свою слабость. Кажется, ты совсем не чувствуешь усталость. Интересно, тебе вообще знакомо это понятие? Наверное, знакомо, как и всем людям, просто ты никогда не задумываешься об этом, особенно при других членах Варии. Напоследок передав всем боевым товарищам ценные указания, полученные от Занзаса, а так же оценив работу каждого из нас в своем духе, а именно на повышенных тонах с периодическими выкриками любимой фразы, ты уходишь в свою комнату, которая, скорее, напоминает рабочий кабинет. Для каких-либо пререканий ни у кого из нас нет ни сил, ни желания, поэтому всей толпой, изредка зевая и потягиваясь, мы направились на отдых. Не желая идти вместе с этой оравой, я немножко отстал от них, стараясь идти в самом конце и всем своим видом показывая нежелание что-либо обсуждать, а так же дурное настроение. Благо, долго идти по коридору не пришлось, так как моя комната располагалась сравнительно недалеко. Наконец я мог быть наедине с самим собой, возможно даже немного отдохнуть перед осуществлением задуманного. Надо ведь было подождать, пока члены Варии не разойдутся по своим комнатам, и лишь потом действовать. Не хочу лишних свидетелей, а затем и глупых сплетен. Буквально падаю на кровать и устремляю взгляд в потолок, мысленно считая оставшиеся минуты. В очередной раз прогоняю в голове составленный план, тщательно прорабатывая в сотый раз каждую мелочь и выявляя возможные, непредвиденные варианты поворота событий. Наверное, в таком состоянии, состоянии отстраненности от всего мира и полном уходе в свои мысли, я пробыл около часа, по крайней мере минуты тянулись до ужаса долго, еще и в совокупности с тишиной, царившей не только в моей комнате, но и в самой Варии. Возможно, на самом деле прошла лишь четверть часа, но чтобы убедиться, нужно было поискать часы, которых, увы, не было. Не предусмотрел в интерьере комнаты такой мелочи. Решив, что время пришло, поднимаюсь с кровати и, окончательно избавляясь от чувства усталости, тихо открываю дверь и выхожу в опустевший, тихий коридор. Не рискну включать свет-просто лишняя мера предосторожности, к тому же, я прекрасно помню, где расположена твоя комната, я до нее могу даже с закрытыми глазами дойти. Прежде, чем повернуть дверную ручку, осторожно озираюсь по сторонам, стараясь уловить чей-нибудь силуэт в полутьме коридора. Вдруг кому-то не спится. Убеждаюсь в очередной раз, что все в порядке, после чего немного приоткрываю дверь и проскальзываю в твою комнату, бесшумно закрывая дверь следом на щеколду. Подкрадываюсь к дивану, на котором ты удобно расположился и успел даже задремать. Совсем чуть склоняюсь над тобой, всматриваясь в черты лица, тускло освещаемом лунным светом, слабо просачивающемся через частично задвинутые шторы. Ты красив…очень красив, я могу это с уверенностью сказать. Сейчас, вглядываясь в твое лицо, я не думаю о твоем происхождении, ведь ты навряд ли принадлежишь какому-либо королевскому роду. Меня это не волнует в данный момент, ведь я занят более важным делом. Невольно пробегаюсь взглядом по наполовину свисающим с дивана практически белоснежным, длинным прядям волос. Таким волосам могла бы позавидовать любая девушка, и они прибавляют всему твоему нынешнему виду определенную, чарующую красоту. Признаться, иногда я невольно засматриваюсь на тебя, особенно когда ты возмущаешься. Нужно ведь было уродиться с такой внешностью, поистине королевской, и иметь такой взрывной, задиристый характер! В прочем, в этом что-то есть. Твоя рука, к которой и был прикреплен меч, немного дрогнула, и я невольно обратил внимание на остро отточенное лезвие, отразившее блеклый лунный свет. Даже отходя ко сну, ты не избавляешься от оружия, и я, разбудив тебя, рискую схлопотать отнюдь не крик и подзатыльник. Хотя меня это, почему-то, пугает не так сильно. Немного посмотрев на лезвие, расплываюсь в своей хищной улыбке, будто предчувствуя дальнейший ход событий, после чего, уперевшись обеими руками в подлокотник, склоняюсь над тобой еще ниже. Осторожно убираю прядь твоих волос, тем самым открывая ушко, и еле сдерживаю желание прикоснуться к его краю губами и, поцеловав, зашишикать, тем самым разбудив тебя. Нет, я хочу растянуть этот момент, поэтому мои губы останавливаются в нескольких миллиметрах от ушной раковины. Я даже стараюсь не дышать, чтобы не потревожить тебя. Чуть приоткрываю губы и, все же решив себе позволить эту маленькую слабость, кончиком языка касаюсь края уха. В ответ на мое действие ты зашевелился, поэтому я тут же, прекратив улыбаться, приподнял голову, устремив на тебя взгляд. Что-то недовольно проворчав сквозь полудрему, ты все же успокоился, свесив руку, к которой крепился меч, с дивана, а другой рукой закрыл глаза. Несколько шумно, но в то же время облегченно выдохнув, я отошел от подлокотника и, подойдя к краю дивана, вновь склонился над тобой, уперевшись рукой в спинку мебели. Кажется, сейчас ты не просто дремлешь, ты именно спишь, держа свои губы чуть приоткрытыми. Чертовский соблазн, которому надо бы сопротивляться, но такой шанс выпадает не каждый день, поэтому я, набравшись сил и духу, накрываю своими губами твои. Касаясь губ сначала легко, едва ощутимо, я осмелел от чувства вседозволенности и, на секунду забыв о том, какими могут быть последствия, прижался сильнее к твоим губам, прикрыв глаза, вечно скрываемые длинной, густой челкой. Вот она, моя фатальная ошибка, за которую я расплачиваюсь теперь недостатком кислорода из-за крепко сжатого горла. Ты отреагировал мгновенно, сцепив пальцы на моей шее и своеобразным рывком оттолкнув от себя в сторону. Еле удержавшись на ногах, чуть опускаю голову, открытым ртом вбирая в грудь воздух, а ты, резко приняв на диване сидячее положение и устремив на меня гневный взгляд, уже держишь около своей груди руку с прикрепленным к ней оружием, другой рукой вытирая свои губы.
-Врааай!! Какого черта ты делаешь, идиот!? Совсем крыша поехала, или жить надоело!?-ты переходишь чуть ли не на привычный для тебя крик буквально спросонья, но меня ни чуть не пугает тот факт, что члены Варии могут проснуться.
Ни для кого из них твоя манера общения не является удивительной. Если они и проснутся, услышав этот ор, то не станут прибегать, чтобы узнать причину крика. Нам, в принципе, нет дела до друг друга, у каждого есть право на свою личную жизнь, доступ в которую ни кем не нарушается. В худшем случае решат, что ты в очередной раз не поладил с Занзасом. Это меня лишь забавляет, как и твоя агрессия, поэтому на губах медленно появляется улыбка, которая с каждой секундой становится все шире и шире. Выпрямившись, прячу руки в карманах своих узких брюк, ведь плащ, являющийся неотъемлемой частью гардероба, остался спокойно висеть в моей комнате. Не хочу тебе ничего говорить, хочу над тобой поиздеваться таким образом, поэтому единственное, чего ты удостаиваешься с моей стороны, это шишикание, которым я тебя буквально одариваю, не заботясь о том, что ты сейчас в не самом хорошем настроении, особенно после моей выходки. Вижу по твоим глазам, ты меня сейчас готов разорвать на части, и, желая окончательно вывести тебя из себя, просто прохожу мимо тебя с приподнятым подбородком, чуть ли не в открытую насмехаясь над тобой. Ждать твоей реакции приходится недолго. Стоило мне подойти к двери, как ты тут же рванулся с дивана и, настигнув меня буквально за доли секунды, резко схватил за плечо и повернул к себе, прижав к двери и приставив к горлу лезвие. В принципе, я ждал эту реакцию, так что она меня не пугает, скорее, желанный результат. Я ведь и уходить никуда не собирался, сам же запер дверь на щеколду, просто ты слишком легко повелся на такой простой трюк.
-Я тебя спрашиваю! В самом деле надоело!?! Не посмотрю, что мы в одной организации, глотку перережу!!!-вновь переходишь на крик, немного склонившись надо мной и стараясь смотреть прямо в глаза, которых не видно из-за челки.
Еще один шанс сделать то, что я сделал до этого. Правда, на этот раз есть маленькое препятствие, а именно-меч у горла. Одно неверное движение с моей стороны, и я буквально захлебнусь в своей же крови. Ты можешь убить, я знаю. Но даже если так-перспектива умереть от твоих рук мне не кажется такой плохой, хотя я и планирую еще сделать пару дел, прежде чем отойду на покой. На свой страх и риск, я стараюсь немного приблизиться к твоему лицу, но в ответ на мои действия ты лишь сильнее прижимаешь лезвие к горлу, заставляя меня приподнять подбородок и сильнее прижаться затылком к стене, дабы избежать ранения. Вместе с этим действием, челка немного сбивается на бок, приоткрывая тем самым один из вечно скрываемых ей глаз. Сначала ты обращаешь внимание на мою улыбку, которая свойственна, наверное, только психопатам, ведь тебе и не передать, что именно я испытываю, ощущая холодный металл около бьющейся на шее жилки. Затем ты устремляешь свой гневный взгляд мне в глаза, и кажется, что ты даже немного опешил или растерялся, поймав мой взгляд. Неужели ты, наконец, понял, почему я так поступил? Тебе хватило одного взгляда, чтобы понять, ведь не даром говорят, что глаза-зеркало души человека. По моим глазам можно сказать, что я болен не только душевно. Я, прежде всего, болен на данный момент именно тобой, и пока я не испью всю эту боль до дна, не почувствую ее привкус на своих губах, не познаю ее телом, я буду предпринимать подобные попытки и далее, рискуя, в конце концов, распрощаться с жизнью.
-Я обязан ответить? Что захотел, то и сделал, на то я и Принц,-даже находясь в подобной ситуации, пытаюсь хамить тебе, стараюсь выбесить тебя, разозлить, показать, что я волен в своих желаниях и действиях и отчитываться не буду.
Возможно, ты поверил бы моим словам, но мой взгляд, вожделенный, чуть ли не умоляющий, выдает меня с потрохами, хочу я того или нет. Кажется, этими глазами я давлю на твою жалость, если она, конечно, имеется у нас, членов Варии. Но ведь что-то заставляет тебя ослабить давление на мою шею, немного отстранив лезвие. Некоторое время мы просто смотрим друг другу в глаза, молча, стараясь понять мысли каждого, возможно даже ведя тайную борьбу. Странно, но ты успокоился как-то слишком быстро. Слишком странная смена гнева на милость, и именно это заставляет меня прекратить так широко улыбаться. Зато теперь на твоих губах появляется что-то вроде ухмылки, и даже я не могу понять, забавляет ли тебя то, что ты узнал, или же что-то иное? Медленно прижимаешь ладонь к двери, буквально около моего виска, после чего вновь приставляешь лезвие меча к горлу, стараясь оставить на шее след. Опять это ощущение, заставляющее внутри все буквально клокотать и чувствовать себя параноиком. Немного приоткрываю губы, заглатывая воздух с некоторой хрипотцой, но если бы я знал, что за этим последует, то наполнил бы легкие кислородом сильнее. Ты не стал церемониться, даже не дал мне возможности вновь съязвить, так как резко подавшись вперед, яростно впился в мои губы. Стоит ли говорить о том, что я испытывал? Это, прежде всего, шок, ведь теперь, кажется, мы поменялись местами, и из хищника я сам вот-вот превращусь в жертву. Если, конечно, уже не превратился. Ты целуешь требовательно, грубо, стараясь и здесь доказать свое превосходство, доминирование надо мной, проникая языком меж губ и буквально заполняя им все пространство во рту. Кажется, я даже онемел от твоих действий, я, как бы мне не было стыдно самому себе в этом признаваться, боюсь нарушить этот момент, ведь меня никто никогда не целовал именно так. Единственный человек, которого я сам когда-то целовал, это был мой покойный брат. И то я не получил от него ответа, ведь его губы уже на момент этого поцелуя были обескровлены, лишены тепла. А сейчас целую не я, целуют меня, по этой причине я немного сконфужен. Но ты возвращаешь меня из мира воспоминаний, заставляя вспомнить не только о твоем языке, так настойчиво исследующем полость рта, но и о мече, задевающем горло. Немного надавливаешь на лезвие, заставляя его оставить на аристократически бледной коже тонкий порез, и я, чувствуя, как шея начинает гореть от алых капель, впадаю в безумие, обхватывая обеими руками тебя за шею и начиная отвечать на этот поцелуй. Несколько неумело, действуя в принципе инстинктивно, а так же будучи ведомым приступом сумасшествия, стараюсь поймать своим языком твой язык, стараюсь показать, что я-достойный противник в этой борьбе, но ты в очередной раз даешь мне понять, что капитан и офицер-разные вещи, следовательно, и привилегии разные. Меня совсем не пугает то, что чем ближе я притягиваю тебя к себе за шею, тем сильнее лезвие впивается в горло, меня это напротив заводит и сводит с ума. Тебе приходится склониться надо мной еще чуть ниже в силу моего роста, но не думаю, что тебя этот факт сильно смущает. По крайней мере, я делаю такой вывод, исходя из твоих действий. Твоя рука медленно скользит под мой затылок, после чего резко сжимает его, заставляя немного отстранить голову от двери. Вместе с этим, ты немного отстраняешь лезвие от моего горла, оставив предварительно на нем пару тонких, но кровоточащих порезов, однако оружие ты не убираешь от меня вовсе. Вместо этого, отводишь локоть назад, и теперь острие клинка упирается прямо в яремную ямку на шее, заставляя меня судорожно вздрагивать, но отнюдь не от холода или страха. Подобные «игры» для меня не просто привлекательны и приятны, они меня возбуждают, но показывать тебе свое напряжение пока я не намерен. Ловлю себя на мысли, что хочу, чтобы острие меча не просто упиралось в горло, но и проткнуло его, чтобы горячая кровь окропила и шею, и само тело, обожгла все, заставляя трястись и от предсмертной агонии, и от экстаза. Следуя этому безумному наваждению, подаюсь вперед, углубляя без того дурманящий сознание поцелуй и заставляя острие сильнее впиваться в тонкую кожу, которая вот-вот просто лопнет. Ты понимаешь, что мне нужно, слишком хорошо знаешь мои ненормальные наклонности, но лишаешь меня этого удовольствия, опуская клинок ниже, тем самым разрезая низкую горловину моей водолазки. Не знаю, как ты, но я хочу действий несколько иного характера, более интимного, более извращенного, поэтому стараюсь тебя подстегнуть к подобным действиям, прекратив борьбу с твоим языком и с силой прикусив нижнюю губу, принявшись засасывать ее, будто рассчитывая в итоге придать ей синеватый оттенок. Не знаю, нравится тебе ли боль так же, как мне, но твоя реакция в любом случае дает желаемый результат. Резким и немного грубоватым движением руки, ты разрезаешь мою водолазку от горловины до самого низа, попутно задев грудь и оставив на ней неглубокий след от меча, после чего отводишь руку в сторону, будто боишься причинить мне очередную боль. Если ты считаешь, что это-боль, то ты глубоко заблуждаешься, ибо я нуждаюсь в большем. Пользуясь предоставленной возможностью, резко прижимаюсь к твоему телу, наматывая на запястье пряди длинных, светлых волос и не переставая целовать твои губы, кусать их, желая оставить после себя кровоточащие ранки. Думаю, мой рост все же начинает доставлять тебе некоторое неудобство, хотя я и не настолько ниже тебя, поэтому с затылка твоя ладонь медленно перемещается на плечо, сильно сжимаешь его и резко разрываешь наш поцелуй, выпрямляясь и поднимая подбородок. Не хочу выпускать тебя из объятий, именно по этой причине немного тянусь за тобой вверх, крепко сцепив пальцы в замок на твоем затылке и хищно, похотливо улыбаясь. Не без удовольствия отмечаю, что мои старания не напрасны, обращая взгляд на твои распухшие от поцелуя губы, украшаемые мелкими трещинками. Ты подносишь руку-протез к лицу и утираешься тыльной стороной ладони, к которой как раз и крепится лезвие, свои губы, смотря на меня свысока с нескрываемой ухмылкой. Вновь тянусь к твоим губам, надеясь продолжить это маленькое развлечение, но вместо этого ты сильнее смыкаешь пальцы на моем плече, резко разворачиваешься и, облокотившись спиной о стену, медленно скатываешься по ней на пол, утягивая меня за собой следом и усаживая на колени. Чувствуя напор твоей ладони на плечо, покорно устраиваюсь на твоих коленях, придвигаясь к тебе ближе, но не настолько, чтобы давать понять, чего именно я сейчас хочу. Хотя это и так давно понятно нам обоим. Обрывки водолазки все-таки мешают, по этой причине мне приходится все же разомкнуть объятия, чтобы избавиться от испорченной верхней одежды, а ты в это время, отпустив мое плечо, принимаешься отвязывать прикрепленный к протезу меч. Видимо, понимаешь, что он в какой-то степени будет мешать. Чтобы длинный бинт не сильно мешал, сжимаешь его край зубами, продолжая разматывать дальше, а я неотрывно наблюдаю за тобой, немного склонив голову на бок. Смотрю я относительно недолго на твое сосредоточенное лицо, поэтому вскоре взглядом медленно соскальзываю по твоему телу вниз, постепенно вместе с этим опуская подбородок, и, наконец, останавливаюсь на поясе, располагающемся поверх твоего кителя. Руки неосознанно тянутся сначала к самому поясу и, не встречая твоего сопротивления, резко опускаются ниже, забираясь под полы одежды. Однако именно тут ты перестаешь так упорно, в некоторой степени заботливо, развязывать бинт и резко хватаешь одну из моих рук, крепко сжав запястье. Кажется, лишение подвижности одной руки сказалось и на второй, так как другая рука моментально перестала предпринимать попытку добраться до твоих брюк, а я в свою очередь поднял на тебя глаза, хоть они и были прикрыты прядями длинных, доходящих до переносицы волос.
-Слишком инициативный и многое себе позволяешь,-с некоторой ухмылкой произносишь ты, не выпуская из зубов край бинта и с каждой секундой все сильнее и сильнее смыкая пальцы на моем запястье.
-Ши-ши-ши…так попробуй поставить Принца на место,-язвительно улыбаюсь я, приближая свои губы к твоим и наигранно дергая руками, хотя высвобождение не входит в мои планы.
Сильнее сжав зубами бинт, резко отводишь голову в сторону, тем самым окончательно разматывая ткань, после чего меч соскальзывает с протеза на пол, издавая тихий, приглушенный звон. Освободившейся рукой сжимаешь мою свободную руку, сводишь запястья вместе и, стараясь их удерживать при помощи лишь одной руки, другой принимаешься связывать их бинтом, затягивая его как можно туже, таким образом надеясь хоть как-то ограничить мои движения, постепенно выпуская со рта бинт. Я даже не дергаю руками, напротив, прижимаю запястья как можно ближе друг к другу, облегчая тебе задачу, тихо шишикаю, ощущая, как ткань передавливает кровоток, как начинают неметь пальцы. Убедившись, что мои руки лишены способности двигаться, отпускаешь мои запястья, затем проводишь ладонью, облаченной в перчатку, по моему обнаженному телу, пальцем касаясь свежего пореза на груди, после чего упираешься ладонью в грудь и укладываешь на пол. Сам же чуть отодвигаешься от стены, усаживаясь на пол сбоку от меня, вновь сжимаешь мои связанные руки и крепко прижимаешь их к полу, выше моей головы. Прежде чем вновь прижать ладонь к моему телу, хватаешься зубами за палец перчатки и медленно стягиваешь ее, после чего отбрасываешь в сторону. Чувствую, как губы пересыхают, пока наблюдаю за твоими действиями, поэтому быстро облизываю их и снова расплываюсь в улыбке. Избавив одну из рук от перчатки, внимательно смотришь сначала на мое лицо, затем опускаешь взгляд на губы, но и здесь твой взгляд останавливается не надолго, он скользит ниже. Шея с тонкими порезами, которые уже успели затянуться корочкой, грудь, на всю длину которой, до самого живота, тянется очередной след от меча. Пройдясь по всему телу взглядом, будто оценив его, решаешь теперь изучить его при помощи осязания, поэтому касаешься кончиками пальцев сначала моей щеки, медленно соскальзывая ими на губы, проводишь по их контуру, а я пытаюсь словить твои пальцы и вскоре, моя попытка оказывается успешной. Удается поймать губами указательный палец, после чего начинаю водить по его кончику языком, изредка прикусывая подушечку и слегка посасывая. Вид у меня сейчас, конечно, не достойный принца, но мысль о том, что задуманное, наконец, воплощается в жизнь, о том, что сейчас именно твои руки прикасаются ко мне, заставляет в этот момент плюнуть на свое королевское происхождение и на гордость. Подобная «игра» продолжается сравнительно недолго, ибо ты резко одергиваешь руку, тем самым «спасая» палец из плена моих губ, а я, не желая прекращения игры, пытаюсь чуть приподняться, тянусь за кистью руки с приоткрытыми губами. Прерываешь мои действия, сильнее сдавливая и прижимая к полу связанные руки, которые уже успели потерять чувствительность и заметно побелеть. Недовольно шикнув, вновь удобнее укладываюсь на полу, немного выгибая спину, будто ожидая прикосновений к своим ребрам, которые из-за подобного действия буквально светились через тонкую кожу. Вновь прикладываешь руку к моему телу, точнее, к шее, ласково водишь по ней пальцами и, натыкаясь на запекшуюся кровь на порезах, без промедления сдираешься корочки, раздираешь до крови, вызывая у меня тихий, безумный смех. Размазываешь кровь по шее, после чего склоняешься надо мной и прижимаешься к коже губами, языком слизывая кровавый узор, и я, ощущая, как твой горячий язык касается кожи, как он буквально сжигает ее, разрезает, начинаю смеяться громче, истеричнее, стараясь перебирать занемевшими пальцами и запрокидывая голову назад. На смену незамысловатым узорам, выводимым твоим языком, приходят сильные, грубые укусы, и в такие моменты мне кажется, что не даром акула является твоей коробочкой. Зубы впиваются в кожу шеи, оставляя небольшие кровоподтеки, а местами и вовсе открытые ранки, и все эти дурманящие сознание ощущения дают понять, что даже при желании терпеть все это мне очень сложно. Ощущается, как изнывает низ живота, как в брюках, не постыжусь это сказать, но становится несколько…тесно. Кажется, ты понимаешь мое состояние, но трудно судить о твоем возбуждении, даже создается впечатление, что пытки только начинаются. В достаточной степени поиздевавшись над моей шеей, оставив на ней несколько багровых отметин, а так же следов от зубов, все же решил перестать издеваться хотя бы над этой частью тела, кончиком языка скользнув по выпирающим косточкам ключицы, затем медленно провел языком по тонкому следу от меча на груди, слизывая постоянно выступающую из ранки кровь. Желая, чтобы эти прикосновения и пытки не заканчивались, выгибаюсь навстречу твоему языку, вбирая в легкие как можно больше воздуха, от чего ребра становятся еще более заметными, даже кажется, что они вот-вот порвут кожу. На смену смеха приходят глубокие, несколько судорожные и шумные вздохи, и от каждого прикосновения твоих губ к моему телу, от каждого скольжения языка по ране на груди, я запрокидывая голову назад, впиваясь ногтями в свои ладони, не ощущающие ничего. Ты изредка приподнимаешь подбородок, прекращая водить языком по ране, устремляешь взгляд на мое лицо, искаженное судорогой, следишь за тем, как поднимается кадык при сглатывании, затем смотришь, как расширяется грудная клетка при каждом глубоком вдохе. Сейчас я не могу видеть твоего выражения лица, но я уверен, что тебе нравится смотреть на меня, поэтому вновь касаешься кончиком языка пореза, ведешь им до самого пупка, заставляя меня в очередной раз хрипло, шумно вздохнуть. В этот момент в голове появляется безумная мысль, которой я все же решаю с тобой поделиться.
-Ску...Скуало…меч…,-позор, даже слов связать не могу, изложить элементарную мысль, поэтому говорю столь невнятно, несвязанно, но я уверен, ты поймешь меня.
Отстраняешь губы от моего тела, после чего отводишь взгляд в сторону меча, покоящегося на полу, тянешь к нему руку, временно отпуская мои запястья. Ты знаешь, я не стану сопротивляться, не предприму попыток убежать, просто даешь возможность мне немножко отдохнуть перед исполнением задуманного. Конечно, держать лезвие тебе не особо удобно, но все же ты смог приноровиться и сжать его в руке-протезе. Подносишь клинок к моему телу, упираешься острием в бок, заставляя меня немного втянуть живот и заглотнуть побольше воздуха. Медлишь, вглядываясь в очередной раз в мое лицо и будто желая убедиться в правильности понятых мыслей, однако я не вижу твоего взгляда, ведь моя голова запрокинута назад, веки плотно сомкнуты, а губы немного приоткрыты и растянуты в несколько нервной улыбке. Ты просто в очередной раз убедился, что сейчас принц в твоей власти, а твои догадки, даже если они вдруг ошибочны, не будут в любом случае осуждены или оспорены. Не получив от меня должного ответа, немного надавливаешь на острие, заставляя его проткнуть тонкую кожу, от чего слышится мой шумный вздох, а тело инстинктивно выгибается навстречу источнику боли. Видя мою реакцию, сильнее надавливаешь на лезвие, заставляя острие войти глубже под кожу, тем самым повреждая близлежащие сосуды и вызывая кровотечение. Ощущаю не только холодную сталь, касающуюся тканей, но и то, как кровь раскаленным потоком омывает сначала острие клинка, затем вытекает на поверхность раны, подобно кислоте буквально разъедая кожу. До сумасшествия приятное ощущение, заставляющее меня перейти чуть ли не на стон. Связанные, побелевшие руки беспомощно тянутся вверх, но ты не даешь им высоко подняться, крепко сжав их своей рукой. Пытка только начинается, это и так понятно. Убедившись, что острие меча вошло под кожу достаточно хорошо, ведешь рукой немного в сторону, разрезая попутно кожу и заставляя кровь идти обильнее, а меня-выгибаться навстречу лезвию сильнее, извиваться под стать змее. Меня всегда сводили с ума подобные игры, и сейчас, находясь в состоянии истерии, смешанной с извращенным экстазом, я даже не обращаю внимания на то, как громкий, ненормальный смех постепенно переходит в томные, протяжные стоны. Ты мучаешь меня, выводя кровавый узор на боку, периодически надавливая на лезвие и тем самым заставляя острие войти глубже под кожу. Я уже не знаю, черт побери, как себя вести в этой ситуации! Мало того, что я не могу, да я и не хочу что-либо предпринимать против твоих действий, так еще и дикое возбуждение, которое не только обостряет ощущения, но и лишает возможности долго терпеть. Твои действия, кажется, продолжаются целую вечность, и мои мысли настолько одурманены тобой и происходящим, что я перестаю чувствовать обжигающий кожу поток крови и то, как сталь, наконец, отстраняется от тела, оставив на нем узор. Кровавый узор, сделанный тобой и доказывающий, что отныне я принадлежу исключительно тебе во всех смыслах этого слова. Глубокие порезы есть ни что иное, как инициалы. Твои инициалы. Буквы, из краев которых продолжает литься кровь, окропляя живот и торс. Буквы, которые, надеюсь, навсегда останутся на моем теле, напоминая о тебе и об этом вечере. Отбрасываешь окровавленный клинок в сторону, затем проводишь рукой-протезом по кровоточащим буквам на моем боку. Твоя рука лишена тепла, она холодна, как и клинок, которым ты лишаешь жизней, поэтому ее прикосновение действует на меня несколько отрезвляюще, заставляет приоткрыть глаза и сквозь немного сбитую на бок челку устремить мутные взгляд в потолок. Медленно обводишь пальцем контур узора, размазываешь беспрестанно вытекающую кровь, затем скользишь ниже, к пресловутым брюкам. Быстро расправляешься с поясом, затем и с оставшейся одеждой и, замечая мое возбуждение, которое скрывать уже было просто невозможно, улыбаешься улыбкой, не предвещающей ничего хорошего. Все еще сжимаешь мои руки одной рукой, держа их в воздухе, другую руку-протез, выпачканную в королевской крови, кое-как, будто пересилив желание еще поиздеваться, отводишь от моего тела, затем принимаешься расстегивать ей свой пояс, находящийся поверх кителя. Чувствуя, что эта пытка на время закончилась, пару раз резко перемаргиваю и щурюсь, будто пытаюсь сфокусировать зрение, после чего немного приподнимаю голову и смотрю сначала на свое тело, украшенное кровавыми узорами, пытаюсь чуть приподняться, чтобы увидеть твои инициалы на своем боку, но мне это не удается сделать. Дело вовсе не в слабости, которую, возможно, должно испытывать тело при потере крови. По моим меркам эти потери минимальны, по крайней мере для моего организма, так что не этот факт не позволяет мне чуть приподняться. Сжимаешь мои связанные запястья крепче, после чего выворачиваешь руки так, что я не могу не лечь обратно от дикой боли. Именно это заставляет меня сначала зашипеть от неприятных ощущений, затем тихо, истерично засмеяться и вновь выгнуться дугой. Ты лишь изредка поглядываешь на меня, просто сейчас ты немного занят избавлением себя от лишней одежды. Пояс уже давно лежит в той стороне, куда был отброшен меч, плащ почти расстегнут, и теперь ты пытаешься кое-как его снять. В виду того, что одна из рук у тебя занята, этот процесс не может продолжаться, от чего ты недовольно фыркаешь. Не понимаю, если честно, что именно не позволяет тебя отпустить мои запястья, я ведь и так достаточно беспомощен в данный момент, к тому же, уж тебе ли не знать, что я не убегу ни при каких обстоятельствах. Не хочу тебя просить о том, чтобы ты отпустил меня, дабы я мог помочь тебе раздеться, по сей причине фыркаю и резко дергаю руками, стремясь ухватиться за ткань твоего кителя. Чуть приподнимаешь подбородок и с некоторым недоверием смотришь на меня. Именно в этот момент наши взгляды сталкиваются вновь. Мои глаза, как обычно, прячутся за челкой, пряди которой успели слипнуться из-за выступившего от всех этих сладостных пыток пота. Но тебе и не нужно видеть мои глаза, чтобы понять, что я хочу сказать.
-Без проявлений лишней инициативы,-чуть прикрыв глаза, отодвигаешься к стене, после чего тянешь меня за исстрадавшиеся запястья на себя, заставляя принять сидячее положение.
По инерции подтягиваюсь к тебе, сажусь рядом на колени, после чего медленно опускаю подбородок и устремляю взгляд на открывшийся участок тела, а именно-на грудь. Весь вид портит именно этот китель, от которого я намереваюсь тебя избавиться, как, в прочем, и от остальной одежды. Пару раз слабо дергаю руками, намекая на то, чтобы ты их отпустил. Недолго испытующе посмотрев на меня, вскоре разжимаешь пальцы, оставляя в покое мои несчастные, затекшие руки, а сам же сильнее прижимаешься спиной к стене, предварительно положив руку, лишенную тепла, мне на поясницу и подтянув к себе ближе. Ты не собираешься развязывать мои запястья, я на это и не рассчитывал в принципе. Конечно, связанные руки немного ограничивают мои движения, но меня это не особо напрягает, поэтому я, не теряя времени, обнажаю сначала одно твое плечо, наполовину стянув китель. Ты несколько лениво выползаешь из рукава, однако тут же опускаешь руку вдоль своего тела, упираясь ладонью в пол. От поглаживаний поясницы холодной рукой по телу невольно пробегают мурашки, а от струек крови, все еще стекающих из фигурного пореза вниз по животу к паху, прикусываю нижнюю губу, нервно посмеиваюсь. Убираю твою руку со своей поясницы, после чего обнажаю и второе плечо, в итоге избавляя тебя вовсе от верхней одежды. Наконец, я могу вволю полюбоваться твоим телосложением, однако созерцания для меня недостаточно, я должен дотронуться до этого тела, и плевать, что из-за туго перевязанных рук пальцы потеряли чувствительность!
Немножко приподнимаю подбородок и смотрю тебе в глаза, будто выпрашивая разрешение на то, чтобы прикоснуться к тебе, и разрешением на мои дальнейшие действия становится твоя странная ухмылка, а затем и пальцы руки-протеза, постепенно запутывающиеся в волосах. Широко улыбнувшись, резко подаюсь вперед и, прижав ладонь к твоей груди, припадаю губами к плечу, принимаясь выводить на нем языком узор, значение которого известно мне одному. Тепло твоего тела в какой-то степени согревает занемевшие пальцы, и я судорожно вожу связанными руками по твоей груди, будто хочу поглотить все то тепло, что ты буквально излучаешь, будто хочу согреться. Зарываешься рукой в мои волосы сильнее и, сжав тонкие, короткие пряди в кулак, немного тянешь их вниз, заставляя меня опустить голову вслед за твоей рукой. Выведя на твоем плече влажную дорожку, покорно опускаюсь ниже, попутно целуя каждый миллиметр желанного тела, при вдохе судорожно заглатывая воздух, а при каждом попадании сочащихся из узора на боку капель крови на без того изнывающую плоть, еле сдерживаю стоны. Опустившись чуть ниже, принимаюсь скользить губами по твоей груди, изредка касаясь кожи кончиком языка, иногда прикусывая сосок и оттягивая его зубами на себя. Я навряд ли услышу твои стоны, но я отчетливо слышу то, как участилось твое сердцебиение, чувствую, как сжимают и разжимают пальцы пряди волос. Тебе не нужно мне что-либо говорить, одного твоего жеста будет более чем достаточно, чтобы я исполнил любую прихоть. Сейчас меня радует то, что ты позволяешь прикасаться к себе, да и не просто прикасаться. Кажется, все твое тело сейчас отдано лишь мне одному, пусть и не надолго, но все же…Продолжая оставлять на груди влажные дорожки, ладонями спускаюсь ниже, к поясу твоих брюк, после чего дрожащими от нетерпения, непослушными пальцами пытаюсь избавить тебя от ненавистных остатков одежды. Видимо, тебя забавляют мои действия, а может даже доставляют некоторое удовольствие, так как до моего уха доносится тихий, немножко хрипловатый смешок, затем, крепко сжав пряди моих волос, заставляешь приподнять подбородок и смотреть тебе в глаза. Чувствую себя кроликом, гипнотизируемым удавом, поэтому неотрывно смотрю тебе в глаза, держа губы чуть приоткрытыми и даже не обращая внимание на то, как от губ тянется тонкая ниточка слюны вниз. Если бы меня сейчас кто-нибудь увидел, то, без сомнения, посчитали бы не принцем, а последней шлюхой, дешевой подстилкой. Конечно, этот несчастный долго после увиденного и не жил бы, но сам факт, что меня кто-то видел в подобном состоянии, сильно бы покоробил меня и мою честь. Хотя…разве я не наплевал на это все уже тогда, когда в моих мыслях поселился ты? Уже тогда моя репутация пошатнулась, к тому же, ты-свидетель того, как Принц способен унижаться. Сейчас мои действия полностью под твоим контролем, и надо признать, что если за мной и сохраняется титул принца, то ты…Ты никто иной, как король. Сжимаешь пряди волос сильнее и медленно приближаешь свое лицо к моему, после чего ловишь языком влажную ниточку, свисающую с губ, и именно в этот момент, наконец, слышится треск молнии брюк. Именно этот звук заставляет тебя оторвать взгляд от моего лица и опустить его вниз, чтобы в очередной раз убедиться в правильности своей догадки. Обращаешь внимание на то, что мои руки, нынче стаскивающие с тебя брюки, немного дрожат, а при каждом падении капли крови из раны на пах, живот буквально проваливается, от чего хорошо заметно каждое ребрышко, буквально просвечивающееся через кожу.
-Терпи, раз сам того хотел,-с некоторой издевкой проговариваешь ты, вновь впутывая пальцы в пряди моих волос и заставляя буквально улечься тебе на колени.
Твои слова меня почему-то задели, поэтому я стараюсь проявить какое-то сопротивление, начинаю недовольно шипеть, но это все напускное, и мы оба это понимаем. Спустя пару минут, избавляю тебя, наконец, от остатков одежды и, осознав, что сейчас все твое тело принадлежит мне не в меньшей степени, чем мое тело является твоим, на время прерываю дыхание, завороженным взглядом осматривая тебя. Насколько это возможно, приподнимаю голову, чтобы пройтись взглядом по обнаженной груди и, наконец, чтобы остановиться на твоем лице. Просто от осознания того, что мне предстоит, расплываюсь в дикой, несколько нервной улыбке, тихо, с долей истерики в голосе зашишикав. Что-то тормозит мои действия, ведь связанные руки так несмело тянутся к, пожалуй, самому сокровенному, но ты решаешь в этот момент будто «подбодрить» меня, чуть опуская подбородок и буквально рывком впиваясь в мои губы. От одного ощущения твоего языка, вновь скользящего во рту по нёбу, деснам, вновь чувствую безумие, которое не только течет по венам к сердцу. Это сумасшествие снова ударяет в голову, опьяняя и без того слабый рассудок и заставляя жить исключительно на чувствах, эмоциях, инстинктах. Именно это чувство заставляет меня осмелеть, от чего пальцы резко смыкаются на горячей плоти, заставляя тебя углубить поцелуй. Не знаю, насколько мои, возможно, нелепые действия доставляют тебе удовольствие, но зато я точно получаю какое-то специфическое наслаждение, ощущая болезненное покусывание губ, которым ты сопровождаешь поцелуй. Каждую мою попытку немного отстраниться и сделать хоть один глоток живительного кислорода ты прерываешь тем, что подтягиваешь к себе за волосы и, яростнее впиваясь в губы, сплетая языки, забираешь оставшийся кислород. Пхах, а я думал, что только у меня ненормальные наклонности. Возможно, именно недостаток воздуха, удушающая атмосфера, раскаленное и изнывающее от возбуждения тело заставляют меня периодически сжимать разгоряченную плоть, водить по ней пальцами, буквально выдавливая из нее капельки натуральной смазки. Я чувствую, как упорно ты сдерживаешь тихий стон, и именно мысль о том, до чего я могу тебя довести своими действиями, заставляет меня резко прекратить отвечать на поцелуй, более того, мне даже удается найти в себе силы, чтобы отстраниться от твоих губ. Твое возбуждение очевидно, но ты не желаешь это показывать, точнее, давать возможность услышать это, поэтому тут же закусываешь губу, недовольно, даже гневно взглянув на меня. Твое выражение лица меня забавляет, и кажется, что сейчас то время, когда жертве стоит снова стать охотником, поэтому я тихо, безумно шишикаю, низко опустив подбородок и устремив взгляд на пах. Отстраняю пальцы от твоей плоти, затем провожу ими по своему телу, размазывая кровь по животу, после чего вновь смыкаю испачканные пальцы на самом сокровенном, стараясь сжать, как можно сильнее, желая выдавить из тебя стон. Прокусываешь губу до крови, немного запрокидывая голову назад, однако до последнего держишься, не издавая ни звука, лишь пальцы нещадно путаются в прядях моих волос, другую же руку сжимаешь в кулак, да так сильно, что костяшки становятся белыми. Немного отодвигаюсь от тебя, окончательно укладываясь на твоих коленях, после чего тихо, издевательски шепчу, маньячно улыбаясь.
-Теперь, капитан, время меняться местами…хочу услышать твои стоны,-еле сдерживаю истеричный смешок, вымазывая твою плоть в собственной крови и кое-как сопротивляясь напору твоей руки, заставляющей меня опустить голову еще ниже.
Кажется, зря я выпалил подобную фразу. Услышав мои слова, ты резко опустил подбородок и с какой-то ненавистью взглянул на меня, после чего потянул за пряди волос, заставляя меня постепенно выпрямиться и принять сидячее положение на твоих коленях. Как придавленная змея или загнанная в угол кошка, начинаю шипеть то ли от боли, то ли от того, что мои планы сорваны подобной реакцией с твоей стороны, по сей причине вцепляюсь в твою руку, стараясь отстранить ее от волос. Как только наши лица оказались на одном уровне, подтянул меня ближе к себе, не отпуская волос, а другую же руку положил на мое бедро, немного сжав его и приподняв, при этом притягивая мое тело ближе к своему. Смекаю, к чему это все, и осознание того, что мне предстоит терпеть, заставляет мое лицо перекоситься от минутного ужаса. Странно, я ведь все это время стремился к подобному исходу, а сейчас меня одна мысль ужасает. Будто желая избежать подобной участи, приподнимаюсь на коленях, стараясь не соприкасаться с твоим пахом, все еще пытаясь разомкнуть твои пальцы, так плотно вцепившиеся в волосы. Неужели это и именуется страхом? Забавно, но, как вижу, его может познать даже Вария. Хотя это, скорее, страх перед чем-то неизведанным, ведь неизвестность всегда пугает. Что-то, что для меня до сих пор является загадкой, заставляет, судя по всему, испытывать подобное чувство. Признаться, мне хотелось бы, чтобы это ощущение продлилось еще пару мгновений, но оно покинуло меня так же быстро, как и нахлынуло. Моими попытками высвободиться и избежать участи, которую ты мне уготовил, ты любовался сравнительно недолго. Мимика постепенно разглаживается, хватка слабеет, даже тело, кажется, совсем обмякло. На смену шипению приходит тихий, безумный смех, после чего убираю руки от твоей руки, сжимающей пряди волос, обвиваю их вокруг твоей шеи и, касаясь кончиком носа твоего носа, держа губы приоткрытыми, постепенно сгибаю колени, опускаясь на твою разгоряченную плоть и мысленно давая себе обещание любым образом вырвать из тебя стон. Неужели я боюсь боли? Или что меня заставляет делать все так медленно? Так или иначе, но этот факт, судя по всему, не нравится нам обоим, поэтому ты, резко надавив на мое бедро, грубо вторгаешься внутрь тела, подтягиваясь к моему лицу стараясь поймать приоткрытые губы, с которых сорвался глухой, изумленный стон. Эта боль, что пронизала все мое существо, сильно отличалась от всех тех болей, которые я испытывал при увечьях. От каждого болезненного ощущения, от каждой травмы я всегда умудрялся получать специфическое удовольствие, своеобразный экстаз. Любое насилие, его любое проявление-наркотик для моего разума, тела. И даже если сложить воедино все те ощущения, что я испытал, начиная с самого детства и заканчивая моим нынешним возрастом, я не смог бы добиться такого эффекта. Я бы не испытал и сотой доли того, что испытываю сейчас, ощущая твою разгоряченную плоть внутри себя, чувствуя, как она буквально разрезает меня изнутри. Я готов кричать, не страшась поднять на ноги спящую организацию, проклинать тебя за то, что ты творишь со мной, с моим возбужденным, давно пошатнувшимся рассудком, и одновременно боготворить. Никто и ничто не заставляло меня так остро чувствовать себя живым, никакая боль не приносила мне такого безумного наслаждения. Тихий стон постепенно сменяется безумным, громким смехом, в тональности которого отчетливо прослушивается истерия, играющая одну симфонию с дикой болью и острым, ни на что не похожим удовольствием. Ты не даешь мне перейти с этого смеха параноика на крик, грубо затыкая мой рот глубоким, требовательным поцелуем, и я не в силах сопротивляться твоим губам. Холодные, лишенные тока крови пальцы вплетаются в пряди белоснежных волос, а губы судорожно двигаются в такт твоим губам, выливая сквозь поцелуй все ощущения, испытываемые мной на данный момент. Ты не собираешься меня жалеть, ты совсем не думаешь о том, что творится внутри моего тела, раздираемого на части тобой. Несмотря на то, что твоя плоть, благодаря моим стараниям, была обильно смазана моей кровью, вход все же получился слишком грубым, так что без боли и кровотечения, естественно, не обошлось. Мышцы, которые буквально горят от боли, напрягаются, и ты, будучи зажатым внутри, в отместку прокусываешь мою нижнюю губу до крови, придавая поцелую железный привкус. Я захлебываюсь в ощущениях и крови, как-то жалобно мыча сквозь поцелуй, но не смею ни в коем случае его прерывать. Ты впиваешься пальцами в мои бедра, намереваясь если не разодрать их, то как минимум оставить синяки, но я не понимаю, что таким образом ты хочешь заставить меня немного расслабиться. Я совсем чуть приподнимаюсь на коленях, надеясь хоть как-то избавиться от ощущения «инородного тела» внутри себя, но в ответ на мое действие ты вновь с силой дергаешь меня за бедра на себя, мстительнее вторгаясь в без того исстрадавшееся тело, разрывая напряженные до нельзя мышцы. Я не выдерживаю, резко разрываю поцелуй и, запрокидывая голову назад, выгибаясь дугой, издаю громкий, протяжный стон, зажмуривая глаза до появления в уголках капель слез. Я плачу от боли? Нет, не так…я вообще могу плакать??? Именно эта мысль промелькает в моем затуманенном похотью, медленно покидающем тело разуме, когда я ощущаю влажную дорожку на своей щеке. Хищно улыбаясь, ты слизываешь соленую капельку, любуешься моим лицом, искаженным от нестерпимой, острой боли и, как ни странно, не затыкаешь мне рот, будто тебе совсем наплевать на то, что мои стоны разбудят организацию. Ты прислушиваешься к моим стонам и выкрикам, чутко улавливая смену интонаций в голосе, периодически двигая бедрами и проникая в мое тело глубже. Кажется, ты совсем не желаешь выходить из меня полностью, даже наоборот. Стоит мне найти в себе силы и немного приподняться, как последующий толчок с твоей стороны становится жестче, грубее, а проникновение-глубже, терзая внутренности. Несомненно, кровь-лучшая смазка, и лишь ее наличие хоть как-то смягчает твои движения внутри меня, но этого недостаточно. Мое тело никак не может привыкнуть к тебе, поэтому мышцы, будучи разодранными до крови, все еще напряжены и сильно задерживают твои толчки. Твоя хищная улыбка становится какой-то нервной, даже болезненной, и ты, зажмурившись, буквально вгрызаешься в мое плечо, вновь стараясь протолкнуться в мое тело. Я понимаю, что сжимая мышцы, делаю себе хуже, но все же ловлю себя на мысли, что мне это чертовски нравится-чувствовать эту особую боль, причиняемую именно тобой. Ощущение зубов, мертвой хваткой сомкнувшихся на плече, вносит какой-то определенный цвет в яркую, броскую палитру, состоящую из красок боли и извращенного наслаждения, и я буквально тону в нахлынувших на меня эмоциях, постоянно выливающихся то в смех, то в крик, то в стон. Я хочу ощущать эту боль снова и снова, и именно это ненормальное желание заставляет меня немного приподняться и резко опуститься на твою плоть до самого основания, а ты, в свою очередь, продолжаешь нещадно кусать мое плечо, позволяя алым струйкам окроплять и без того разгоряченное тело. Очередной удар по моему воспаленному, доведенному до исступления рассудку, и я хочу снова закричать, но на этот раз ты прерываешь мою попытку издать какой-либо звук. Губы, раскрытые в немом крике, плотно зажимает твоя ледяная ладонь, а пальцы твоей другой руки впиваются в бедро, грозясь оставить на коже не только синяки, но и кровоточащие ссадины от ногтей. Мое тело, пронизываемое тысячами иголок, расслабляется буквально на секунду, позволяя тебе глубже войти, но тут же кольцо мышц сжимается, не желая тебя выпускать. Пальцы ладони, плотно прижатой к моим губам, впиваются в скулы и до боли сжимают их, таким образом заставляя меня расслабиться. Я закатываю глаза и, поддаваясь животной сущности, которая, определенно, живет в каждом из нас, пытаюсь подстроиться под ритм, упорно задаваемый движениями твоих бедер. Сначала неуверенно, немного сбиваясь, я пытаюсь двигаться с тобой в один такт. Твой темп, мучительно медленный в начале, нарочно испытывающий терпение, с каждым новым входом в меня становится быстрее, а толчки, в свой черед, жестче. Я чувствую, что еще пара таких движений, и я окончательно потеряю чувство реальности. Все же уловив этот безумный ритм, я, наконец, вступил в этот жаркий, развратный танец, который могут исполнять только тела, слившиеся воедино, а прекрасный аккомпанемент всему этому составляют мои почти слышные полустоны-полувсхлипы сквозь ладонь, которые периодически сменялись смехом, чуть ли не переходящим в рыдания, и твое хриплое, утробное рычание. Не выдерживая дикий темп долго, резко зажмуриваюсь и, чувствуя, что издать восхищенный стон, исполненный неописуемым экстазом, не удастся из-за бескровной ладони, прижатой к губам, подаюсь вперед, упираясь лбом в твое плечо и изливаясь на тело. Для первого раза я держался долго, даже слишком долго, но слишком мало, чтобы ты смог насытиться. Ты ухмыляешься, ощущая горячую, вязкую жидкость на своем теле, но не останавливаешься ни на секунду, продолжая зажимать мне рот и все еще двигаясь внутри меня. Жар, кажется, начинает постепенно покидать мое тело, и теперь меня пробирает легкая дрожь. Возможно, это связано с некоторой усталостью, или все же с тем, что я все еще ощущаю тебя, и каждое твое движение отдается звоном в ушах. Кажется, твои толчки заменили мне удары сердца, потому что именно сейчас я живу только за счет того, что чувствую тебя каждой клеточкой своего изможденного, окропленного уже засохшей кровью тела. Последние толчки, настолько глубокие, что угроза потерять сознание становится как никогда реальной, и я ощущаю огненную волну, прокатывающуюся по всему телу. Волна божественного, неописуемого экстаза, заставляющего мое тело трепетать, а разум-вновь утопать в ощущениях. Ты, отстранив губы от моего плеча, оставив на коже кровоточащий след от зубов, расслабляешься и, хрипло и глубоко вздохнув, убираешь, наконец, ладонь от моих приоткрытых губ, после чего кладешь руку на бедро и прижимаешь к себе. Я, жадно глотая открытым ртом воздух и наполняя легкие кислородом, еле разлепляю веки и, убеждаясь, что не вижу ничего, кроме расплывчатого силуэта твоего плеча, зажмуриваюсь снова, пытаясь, наконец, подавить гул в ушах. Сквозь пальцы, запутавшиеся в твоих белоснежных волосах, изредка пропускаю шелковистые пряди, иногда, находя в себе силы, слабо сжимаю их. Во время секса люди могут шептать не только отвратительные, пошлые вещи, чтобы раззадорить партнера. В этот период мы можем сказать то, чего никогда не сказали бы при других обстоятельствах, и я, не успев привести мысли в порядок, приоткрываю губы и, прижавшись ими к твоему уху, начинаю что-то нашептывать тебе.
-Скуало, я…,-чувствую, что воздух заканчивается слишком быстро в легких, от чего перевожу дыхание, делая глубокий вдох.
Поток живительного кислорода действует отрезвляюще, расставляя все мысли на свои места, и теперь, более-менее отойдя от недавнего оргазма, я осознаю, что я вот-вот натворю. Мысли одна за другой сменяют друг друга, сталкиваясь в потоке информации и отдаваясь болью в висках и тяжестью в затылке. Нет, я допустил слишком много ошибок за сегодняшнюю ночь. И сейчас я чуть не совершил главную, фатальную ошибку. Я как-то нервно сглатываю, после чего начинаю тихо, истерично смеяться, и мое странное поведение заставляет тебя скосить вопросительный взгляд на меня.
-Я хотел сказать, что для удовлетворения физических потребностей ты не такая уж плохая игрушка,-издевательски усмехаясь, шепчу тебе на ухо, и, раздражающе шишикая, провожу кончиком языка по мочке, после чего резко отстраняю от тебя свое лицо и смотрю прямо в глаза самым надменным, презрительным взглядом, с каким только представители королевских кровей смотрят на обычную беспородную тварь.
Видимо, я все-таки задел тебя за живое, ведь мне, переборов себя и чувства, которые одолевали меня весь этот вечер, удалось изречь подобную фразу настолько правдоподобно, что все то, что было до этого-все мои взгляды, стоны, действия-казалось нынче не более чем хорошо проработанной театральной постановкой для достижения главной цели. Ты стискиваешь мои бедра и скрипишь зубами от злости, буквально сверля меня взглядом, и я вижу, что ты сейчас еле сдерживаешься, чтобы не врезать мне как минимум. Причем желание измолотить меня за подобные слова-это цветочки, я в этом уверен.
-Похотливый королевский выблядок,-все же успокаиваешься и, прикрыв глаза, процеживаешь это ругательство сквозь стиснутые зубы, после чего ослабляешь хватку и вовсе отпускаешь меня.
Я сжимаюсь внутренне от сказанных тобой слов и от осознания, что я разрушил безвозвратно ту хрупкую связь, что смогла установиться между нами, но не показываю этого, понимая, что если бы все было иначе, я бы навсегда оказался в плену. В твоем плену. Я боюсь от тебя и дальше зависеть, поэтому хороню все свои чувства, натягивая привычную маску лицемерия и презрительного отношения к недостойным, безродным отродьям. Прикрыв глаза и самодовольно усмехнувшись, я встаю с твоих колен и, немного покачнувшись из-за усталости, все же выпрямляюсь, после чего хватаюсь зубами за узел бинта на руках и резким движением развязываю его. Кое-как размотав его, буквально выплевываю ткань в твою сторону и, потерев занемевшие запястья, возобновляя и разгоняя кровоток, собираю вещи с пола и принимаясь их натягивать на себя. По крайней мере, белье и узкие штаны. Затягиваю туже ремень и, поправив съехавшую на бок диадему, грозящуюся вот-вот выпутаться из прядей светлых, слипшихся от пота волос, прячу руки в карманах, после чего, пересилив себя и не взглянув в твою сторону, иду к двери, отпираю щеколду и выхожу в коридор, будучи уверенным, что дойду до своей комнаты незамеченным и ни единая душа не приметит того, что ты сотворил с моим телом. Я останавливаюсь около двери, ведущей в мою комнату, некоторое время смотрю на нее, но потом резко отхожу, направляясь в сторону душевой. Дохожу до нее, запираюсь и, сбрасывая с себя скудные остатки одежды, встаю под холодные струи воды, принимаясь тщательно смывать запекшуюся кровь, смывать твой запах, которым пропиталось мое тело, воспоминания, связанные с сегодняшней ночью. Я убеждаю себя в неправильности всех тех чувств, которые я испытывал к тебе все это время, упорно доказываю самому себе, что все то, что я ощущал-лишь потребность в физической близости, а не так называемая «любовь». То, что произошло с нами-всего лишь секс, и ни о каких отношениях не может быть и речи, причем я сам своими же умозаключениями убеждал себя в правильности принятого мной решения. Нам обоим это не нужно, это будет лишь мешать нашей работе. К тому же…ты и так слишком многое видел за сегодня, поэтому следует закопать эти воспоминания, спрятать их в самом отдаленном уголке души, а зародившееся чувство-забить до полусмерти, растоптать, что я и сделал. О тебе и о том, что произошло, останется лишь одно упоминание-твои инициалы, любовно вырезанные на моем боку, которые, непременно, останутся на долгие годы. Каждый раз, прикасаясь к ним пальцами, я невольно буду окунаться в ту атмосферу, я невольно буду окунаться в ту атмосферу, которая царила тогда, вспоминать искру, что загорелась между нами в то мгновение, и каждый раз я буду корить себя за произошедшее. Ты-страшный наркотик, но я сильнее. Я буду страдать, я буду изнывать от жуткой ломки, выворачиваться наизнанку, но я отвыкну, ведь я-Принц, и в этой жизни ни в ком не нуждаюсь…